Заглядывая в историю наших курортов
Знаменитый композитор Дмитрий Шостакович каждый год, с 1929 по 1931, приезжал отдыхать в Гудауту, где проживали его знакомые – семья Оболонкиных. У них в Гудауте был свой дом, располагавшийся на улице Гоголя, ныне улица (поделенная) Братьев Барциц и Царгуш. В этом доме иногда останавливался и советский музыковед, театральный и музыкальный критик Иван Иванович Соллертинский (1902–1944). Видимо, они оба были дружны, и переписка между ними была естественным способом общения. Переписка, вернее, письма Шостаковича другу нас информируют о некоторых интересных фактах из гудаутской жизни, и не только….
Письма свидетельствуют и о юном возрасте Шостаковича, присущем ему юморе. В первый приезд ему не было еще и 23 лет.
Редакция выражает благодарность научному сотруднику Абхазского института гуманитарных исследований Алексею Дбар, предоставившему газете письма композитора.
Дом семьи Оболонкиных отыскать в Гудауте не удалось ни Алексею Дбар, ни мне, подготовившей письма Шостаковича к печати.
Письма печатаем с сокращениями.
Немного информации: Дмитрий Дмитриевич Шостакович родился 25 сентября 1906 года в Санкт-Петербурге, скончался 9 августа 1975 года в Москве. Советский композитор, пианист, педагог, музыкально-общественный деятель. Один из крупнейших композиторов XX века. В 1942 году в Большом концертном зале Ленинградской филармонии была исполнена его Героическая симфония №7, посвященная жителям блокадного Ленинграда и его обороне.
- VII. 1929. Севастополь
В пятницу, 5. VII, думаю уехать в Сухум, а оттуда в Гудауты.
Если вздумаешь дать о себе весточку, то пиши мне по следующему адресу.
Абхазия. Гудауты. Гоголевская ул. Дом Оболонкина. Мне.
- VII. 1929. Гудауты
Дорогой Иван Иванович. Сегодня я приехал в Гудауты, о чем извещаю тебя на предмет информации: вдруг ты вздумаешь написать мне письмо, так будешь знать куда. В Севастополе я пробыл 2 дня. На 3-й день утром выехал в Сухум. Билет от Севастополя до Сухума стоит 26 руб. Очень дешево. Это цена 1-го класса. Весьма комфортабельная каюта, шахматы, радио и прочие культурные развлечения.
В Сухуме видел обезьяний питомник. В Гудаутах никаких достопримечательностей, кроме моря, солнца и гор. Чудное место. Народу тут совсем нету. Совсем пустой чудный пляж. Сейчас я наслаждаюсь покоем. Никуда не надо ехать. Если вздумаешь куда ехать, езжай в Гудауты. Телеграфируй мне, я подыщу тебе комнату. Я был бы этому ужасно рад. Назад бы вместе поехали.
- S. Абхазия. Гудауты. До востребования. (Дом Оболонкина и пр. писать не надо, т. к. почту по домам не разносят. За письмами надо ходить на почту).
- VII. 1929. Гудауты
Живу я хорошо. Много работаю. И несмотря на это отдыхаю. Сильно загорел (сравнительно. Ко мне загар плохо пристает). Купаюсь. Научился плавать. Сбрил под нулевой номер голову, отчего вид у меня каторжный. Вкушаю покой. Через день принимаю хину от малярии. Это в виде профилактики советовали мне сведущие люди. 28 числа я уезжаю отсюда.
- VII. 1930. Одесса
Я довольно беспокойный человек… Напиши мне, как долго ты намерен пробыть в Гудаутах. Если мне удастся скоро закончить свои дела в Одессе, то я бы махнул в Гудауты. Там бы встретились, покалякали, вспомнили б старину – глядишь, и время прошло…
- VIII. 1930. Одесса
(Письмо с адресом получателя: «Абхазия. Гудауты. Почтовый ящик № 29. М. Н. Оболонкиной, для И. И. Соллертинского».)
Прочел с удовольствием о Гудаутскомтрамъядре [«Гудаутскоетрамъядро» – региональное объединение ТРАМов (ТРАМ – театр рабочей молодежи; слитное написание слов идет от Дмитрия Шостаковича. – Ред. газеты) в Гудаутах]. Но все же это заставляет меня настораживаться: не мимикрия ли это классового врага. Социальный состав Гудаутскоготрамъядра заставляет желать много лучшего. Не аптекари и не бывшие попы создадут наше пролетарское искусство, а только пролетарские артисты.
- VIII. 1930. Гудауты
Дорогой Иван Иванович. Неожиданно я попал в то место, где ты проводил свой медовый месяц. Как я сюда попал, это не столь тайна, сколь авантюрный роман. Ты здесь проводил медовый месяц, я же сюда удрал от медового месяца. При сем письме прилагаю начало моего предыдущего письма, которое кое-что тебе объяснит. Короче говоря, я чуть-чуть не женился… К этому меня побуждали два обстоятельства: 1) миловидная наружность и приятность… и 2) раскольничьи настроения (от слова Раскольников, герой «Преступления и наказания»). Все это кончилось бегством с парохода на станции Сухум в 3 часа ночи, под проливным дождем… В Сухуме я с 3 ч. до 8 ч. провел на свежем воздухе, под проливным дождем. Все гостиницы были переполнены. Утром я сел в автобус и прибыл к Оболонкиной. Живу я в той комнате, которую до меня занимала актриса Самарина. Чувствую себя прекрасно. Единственная неприятность, это укус осой… Пережил и переживаю стоически. Что с гуся вода. Как твои семейные дела? Вот урок тебе: не женись.
- IX. 1931. Одесса
Дорогой Иван Иванович. Теперь, когда через 2 часа отходит теплоход «Крым», на котором я еду в Сухум, а оттуда в Гудауты, можно подвести итог моему 3-дневному пребыванию в Одессе.
- X. 1931. Гудауты
(Заказное письмо с ленинградским адресом Соллертинского и адресом отправителя: «Гудауты. Почтовый ящик № 29. Шостакович».)
Дорогой Иван Иванович. Сегодня я приехал в Гудауты. Все на месте. Плохо только то, что здесь холодец. Идут дожди и дуют. Купил сегодня газету «Заря Востока» (Тифлисская) и нашел там объявление, что состоится лекция И.И. Ледагорова «Наш музыкальный фронт». В Москве Ледогоров, а в Тифлисе Ледагоров. Вырезку при сем прилагаю. Был я здесь в киоске «Союзпечати», с радостью обнаружил соответствующие номера «Говорит Москва» (журнал выходил с сентября 1928 года. – Прим. составителя писем). Следовательно, числа 18 я приобрету следующий номер и тебе не придется таковой высылать. Почти убежден, что мне здесь будет скучно. У Оболонкиных кроме меня только двое. Оба из Москвы… Вчера в Сухуме я сбрил свои, некоторое количество глаженые прелестными дамскими ручками волосы. Морда у меня из-за этого обстоятельства форменное бордо… При взгляде в зеркало меня охватывает ужас, переходящий в сильное омерзение. И ведь расти будут не меньше 4 месяцев. Из этого заключаю, что волосы красят не только женщин, но и мужчин. Мария Никодимовна (Оболонкина. – Ред.), увидев меня, всплеснула руками, и весело засмеявшись, сказала: «Какие вы смешные без волос»… Папирос здесь нету. Придется бросать курить.
В Сухуме провели один день. Недурно, но дороговизна на все припасы потрясающая…
- X. 1931. Гудауты
Дорогой Иван Иванович. Спасибо тебе большое за твое письмо. Будучи здесь в уединении, весьма порадовался твоему известию. С поездкой мне не повезло. Лишь один день, в Сухуме, 30-го сентября, светило солнце и было тепло. Сейчас почти все время дожди и холодно. Схватил я здоровенный насморк, который, начиная с сегодняшнего дня, стал проходить. Время проходит скучно. В те счастливые минуты, когда перестает лить дождь, играю в волейбол. Иногда сочиняю. Кончил 2-ю картину оперы. Оболонкина кормит хорошо…
Бодрую зарядку мне дало известие, что в Абхазии организуется АбАПМ [АбАПМ– Абхазская ассоциация пролетарских музыкантов], о чем сообщает прилагаемая при сем статья тов. Ковача…
Журнал «Говорит Москва» получается здесь аккуратно, и не только он, а даже славная «Литературная газета», имеющая столь большие заслуги в области перевода попутчиков на рельсы союзничества. Читаю этот орган аккуратно. Беспрерывные дожди и сидение в комнате приводят меня к мировоззрению созерцательно-лирическому… Хочу отсюда поехать в Тифлис. Говорят, что там жарко…
- X. 1931. Гудауты
Здешний член коллегии защитников весьма оригинально украл у меня часы. В связи с этим подал заявление в местный угрозыск. Каким образом таковые были украдены, сообщу по возвращении в Ленинград.
- X. 1931. Гудауты
С нетерпением все же буду ждать прибытия в Гудауты «чтива». На всякий случай ты вышли мне следующий номер «Говорит Москва». Здесь его еще нету. Газета от 11 октября уже есть, а журнала нету. Может быть, и не придет. Так что с получением сего вышли вырезки.
Здесь стоит роскошная погода. Купаюсь и лежу на солнце каждый день по несколько часов. Несколько огорчает меня то обстоятельство, что член коллегии защитников гр. Картозия украл мои часы. А так все обстоит благополучно.
Ездил недавно в Новый Афон. Место исключительной красоты. Жить там не стал бы, хотя собирался. Очень высоко от моря и утомительно подниматься после купанья.
- X. 1931. Гудауты
В связи с тем, что у меня украл часы член коллегии защитников гр. Картозия, знакомлюсь с работой местного угрозыска. Нечетко работает. 6 октября были украдены часы и посейчас они не у меня. Угрозыск передал все дело в суд. Ничего себе удовольствие. Поехал «в отпуск», а вместо этого целыми днями сижу то у начальника милиции, то у нач. угрозыска, то в Новоафонском Г. П. У., начальник которого весьма мил и отнесся ко мне с большим участием. Однако часов до сих пор нету – и не видать мне их как своих ушей. Такое уж у меня предчувствие…
Чудный здесь октябрь месяц стоит. Совсем даже на октябрь не похож. Жарко. Солнце и т. п.
Страшная стоит здесь дороговизна на спиртные припасы. Бутылка водки 8 (восемь!) рублей. За мое здесь пребывание выпито две бутылки с посильной помощью маститого В. Г. Оболонкина.
- X. 1931. Гудауты
Дорогой Иван Иванович. Завтра я уезжаю из Гудаут в Сухум. В таковом пробуду 3 дня и еду в Батум, в каковом надеюсь получить весточку от тебя. Еду я вместе с Борисом Александровичем (фамилия его утрачена). Это молодой человек с весьма пошлой физиономией. Меня знает как автора музыки к «Новому Вавилону» (sic!)… В Батуме проживу дней 5… Затем домой. От Гудаут и от Оболонкиных у меня осталось на этот раз пренеприятное впечатление (кража моих часов). Мария Никодимовна стерва. Арнольд пошл и глуп необыкновенно, Вас. Григ. мелкий жулик (взял с меня за прописку 3 рубля, когда по закону он должен за прописку платить сам и не 3, а 2 рубля). Меня все это возмущает… Погода понемногу портится. Дожди и холодец вечерами и ночью. Во время сна зуб на зуб не попадает, и кровь стынет в жилах.
- X. 1931. Батум
Дорогой Иван Иванович.
Пишу тебе главным образом по той причине, что мне хочется общаться с тобой хотя бы по почте. Не могу сказать, чтоб мое путешествие по Кавказу было чревато хорошими знакомствами.
Нет. Народец серенький, ничего выдающегося, если не считать молодого человека, работающего в Ленинграде в качестве коменданта всех рынков смольнинского района. Главная его достопримечательность – это то, что он выдает себя за большого любителя выпить, но после третьей рюмки пьянеет окончательно, затем лапает всех женщин без различия возраста и красоты (например, М.Н. Оболонкину) и затем засыпает. Проснувшись, сразу опять пьет и, как мне показалось, сильно страдает от этого.
Удовольствия от выпивки он не получает, но ему приятно, что все окружающие принимают его за пьяницу и прожигателя жизни. С ним встретился я в Гудаутах. Из Гудаут до Батума ехал на пароходе «Пестель». Там было лишь одно событие, достойное внимания РАПМа. Красноармейцы все время пели небезызвестную песню гр. Хайта «Все выше, выше и вы-ы-ше».
- I. 1939. Ленинград
Получил твою телеграмму из Гудаут. Как-то ты там провел время. Жива ли изобретательница новой нотной системы? Уже старушкой она была. (Речь, видимо, идет об Оболонкиной. – Ред.)
Публикацию к печати
подготовила Заира Цвижба